Кстати, «СБС-Агро», из-за которого я всю эту кашу заварил, сначала перешел под управление АРКО, а потом и вовсе был ликвидирован.

Правительство Примакова многое успело сделать, но прожило всего девять месяцев. Почему? На мой взгляд, причины две, и они прямо противоположны друг другу. С одной стороны, аппаратчики Примакова абсолютно не умели общаться с прессой, объясняться с людьми, не умели «делать политику». Евгений Максимович сам был очень закрытый человек. В ситуации, когда надо было идти и говорить с обществом, со СМИ, он предпочитал оставаться в тени, так сказать за кадром. А с другой стороны, Ельцин отправил это правительство в отставку как раз потому, что кабинет решил пойти в политику.

Весной 1999-го начался очередной виток с импичментом (у нас вечно всё по весне да по осени активизируется), плюс предвыборный ажиотаж. Евгений Максимович, похоже, поверил многочисленным экспертам, что он по всем прогнозам — будущий президент. В результате его правительство увлеклось собственной политической активностью и не высказало решительно позиции против импичмента. Борис Николаевич обиделся. Но одновременно напряглись и депутаты. Лидеры думской оппозиции заревновали, что Примаков стал очень популярен и вдобавок политику экономическую стал вести по своему разумению, а не ту, что хотели бы левые.

В общем, в итоге Госдума немножко пошумела, когда Ельцин отправил Евгения Максимовича в отставку, но потом согласилась утвердить новым премьером Сергея Вадимовича Степашина.

Завершая разговор о кабинете Примакова, хочу повторить, что именно он был единственным, на сто процентов реализовавшим модель правительства, заложенную нами с Сергеем Сергеевичем Алексеевым в Конституции.

Что значит это самое «на сто процентов»? А то, что это были премьер и правительство, в работу которых не вмешивалась администрация президента. Это был премьер, который первый раз в нашей современной истории опирался на парламентское большинство. Потому что его выдвинули на эту должность и партия власти, и коммунисты, и либералы, и все прочие. А потому он мог выстраивать равноправные отношения с парламентом и не зависел в текущих вопросах от президента, а тем более — от его администрации, поскольку опирался в своей деятельности на парламентское большинство. То есть точно в соответствии с Конституцией: исполнительную власть возглавляет правительство. Именно этим Примаков и занимался. К сожалению, этот период быстро закончился. Но ведь был!

Кстати, когда Владимир Владимирович Путин впервые стал президентом, то он, похоже, примаковскую (читай — конституционную) модель правительства хотел реализовать. Свидетельство тому — его обращение к Федеральному собранию в 2003 году. Владимир Владимирович тогда четко и недвусмысленно сказал: «С учетом итогов предстоящих выборов в Государственную думу считаю возможным сформировать профессиональное, эффективное правительство, опирающееся на парламентское большинство».

Я уверен, что рано или поздно мы придем к этой модели.

Почему же тогда — в 2003-м — ничего не получилось? А потому, что известный олигарх Михаил Борисович Ходорковский тогда слишком политически активен оказался. И «добрые люди» президенту доложили, что группа Ходорковского якобы уже скупила большинство будущих депутатских мест, а значит, именно он автоматически станет председателем правительства, если, конечно, не остановить его и всю эту историю. То есть разные аналитики пугали Кремль тем, что если в 2003 году реализовать модель правительства парламентского большинства, то по итогам мы получим премьера Ходорковского. А премьер у нас что помимо прочего делает? А премьер у нас, в случае чего, становится исполняющим обязанности президента… В общем, опять какая-то нехорошая загогулина получается.

Ну а дальше история пошла так, как она пошла…

Если уж вспомнил про олигархов, то мысль сразу сворачивает на то, как мы со Степашиным итоги приватизации подводили.

Перед этим мы с ним в правительстве поработали, он — премьером, я — советником.

Кабинет просуществовал всего одно лето, но какое это было лето! Казалось, туда вместилась целая жизнь.

Сергей Вадимович сразу заявил, что никакой политической ангажированности правительства не будет, потому что «России сейчас требуется “технократическое правительство переходного периода”, которое должно обеспечить преодоление кризисных явлений в социально-экономической сфере». Он жестко заявил аппарату, что ни члены правительства, ни сотрудники не будут обслуживать интересы никаких политических организаций, а если такое случится — наказание будет суровым.

Степашин успевал заниматься экономикой, гасить конфликт в Чечне и одновременно поддерживать науку и инновации, привлекать ученых к обсуждению государственных решений. Именно он первым реализовал концепцию так называемого открытого правительства. Практически сразу после своего прихода на пост создал Экономический совет при правительстве Российской Федерации, куда наряду с министрами, руководителями регионов, представителями банков и бизнеса вошли ведущие ученые-экономисты самых разных школ и направлений: Леонид Абалкин, Егор Гайдар, Сергей Глазьев, Александр Дынкин, Владимир Мау, Николай Петраков, Николай Шмелёв, Евгений Ясин и многие-многие другие.

Помнится, Александр Волошин, который на тот момент руководил администрацией президента, даже заявил журналистам: «Премьер-министр Сергей Степашин достоин быть будущим президентом России», вдобавок он «гораздо лучше большинства других претендентов представляет, что такое управлять государством и решать масштабные государственные задачи».

А потом наступил август 1999-го, и кабинет Степашина отправили в отставку. Ему на смену пришел Владимир Владимирович Путин. В декабре Сергей Вадимович победил на выборах в Госдуму, а в апреле 2000-го коллеги-парламентарии поддержали его кандидатуру на пост председателя Счетной палаты России. Счетная палата тогда была в самом начале пути к тому независимому и авторитетному органу государственного аудита, какой есть в любой цивилизованной стране. В общем, Сергей Вадимович позвал меня — помочь в этом деле.

Мы много чего сделали для государственного аудита страны, даже вот факультет в МГУ создали. Но пожалуй, одна из самых ярких историй — это подведение итогов приватизации с 1993 по 2003 год.

Почему Счетная палата этим занялась? Да потому, что во всех международных стандартах работы подобных органов записано, что государственные аудиторы не просто вправе, но обязаны участвовать во всех этапах приватизации и давать им оценку, потому что речь идет о государственном имуществе, а значит — о народном добре.

А тут — десять лет без анализа. Больше того, приватизация в России вообще началась за пять лет до того, как появилась Счетная палата, и три четверти предприятий были проданы без контроля.

Когда я готовил доклады Сергею Вадимовичу, то специально подобрал факты, какую пользу для бюджета дает участие государственного аудита в процедурах приватизации.